РАСПЛАТА ЗА „ДОБРОТУ”

Идёт суд. На скамье подсудимых – восемнадцатилетний юноша. Бледный, весь ссутуленный. Мечта об институте, работе, друзьях – всё это для него пропало в тот тёмный вечер, когда он совершил преступление – поднял на человека руку с ножом…

Медленно тянется время. Перед судом выступают свидетели. Постепенно выясняется, как тихий послушный школьник стал циником и садистом. Кто виноват в том, что Володя, так назовём его, лучшие годы своей жизни будет вынужден провести за тюремной решёткой? В первую очередь, он сам. Человек в его возрасте уже сполна несёт ответственность за свои поступки. В определённой степени виноват производственный коллектив и школа. Но больше всего во всём, что случилось с Володей, виноваты… родители. Сын совершал поступки, которые попадали под статьи уголовного кодекса, а родители всё списывали на детские проделки, мол, когда же шутить, если не в молодости. А парень поверил в безнаказанность, с лёгкостью перейдя границу дозволенного. И вот скамья подсудимых.
История эта случилась год назад. Вспомнилась она мне после знакомства с матерью Толика Глуговского – Лидией Федосеевной, техником-конструктором Черновицкого машиностроительного завода.

Сначала разговор не клеился. Глуговская только что вернулась из милиции, от сына, осуждённого за хулиганство на 15 суток. Говорила нервно, возбуждённо. Горячилась. В голове не укладывалось: как же так произошло, что у неё, трудолюбивой, интеллигентной женщины, непутёвый сын?

Жизнь не баловала её. Из неполных сорока лет – больше двадцати отдала производству. В 33 года села за парту вечерней школы, которую, к слову, закончила без единой тройки, в 39 – защитила диплом индустриального техникума. Бывало, даже домой не заходила, прямо с работы шла на занятия.

А дома росли сын Анатолий и дочка...

Ни один человек в мире, говорил В. Г. Белинский, не рождается готовым, то есть, полностью сформировавшимся, но вся жизнь его – не что иное, как беспрерывное развитие, непрерывное формирование.

Помочь человеку осознать свою цель и предназначение на земле, развить в себе Человека, пробудить в нём добрые чувства и посеять хорошие всходы – тяжёлое, кропотливое, но одновременно прекрасное дело. Нет на земле миссии лучше и почётней, чем миссия человека, который учит другого тому, что просветляет его сознание и чувства, укрепляет волю, моральные принципы, пробуждает совесть...

Наше социалистическое общество очень много делает для формирования яркой индивидуальности. В Основах советского семейного права зафиксировано: первоочередной обязанностью семьи является воспитание детей. Законодательно закреплены родительские права, то есть права на личное воспитание ребёнка являются одновременно и обязанностью перед государством. Воспитательное влияние семьи на детей органически переплетается с гражданским воспитанием. Однако это никак не снижает ответственности родителей за формирование гражданина.

К сожалению, родители Анатолия Лидия Федосеевна и Пётр Андреевич Глуговский – главный инженер машиностроительного завода – в значительной степени самоустранились от воспитания сына, почти полностью переложив свои обязанности на школу. Родители, безусловно, по-своему направляли духовное развитие сына, формировали его мировоззрение, пытались удовлетворить его эстетические вкусы. Анатолий окончил музыкальную школу по классу баяна. (Но «Тембр» – баян с полным набором клавиш – покрылся пылью, месяцами к нему никто не прикасается). В доме Глуговских имеются всевозможные периодические издания на любой вкус. Мама каждый раз напоминает сыну: читай газеты, читай журналы, читай книги...

Как-то Лидия Федосеевна даже призналась, что классный руководитель дала Анатолию 40 копеек, чтобы он сходил в парикмахерскую подстричься. Вы бы возмутились? И мама… возмутилась, мол, какие же консерваторы твои учителя, сынок, ни на шаг не отступят от канонов. Учителя критиковали на классных часах и школьных вечерах западную авангардную музыку, а мать поспешила приобрести электрогитару, покупала сыну самые дорогие билеты на выступления артистов зарубежной эстрады, не обращала внимания на его увлечение худшими образцами «лёгкой» западноевропейской музыки.

И это вместо того, чтобы по-настоящему взяться за поведение и учёбу сына! В девятый класс он пошёл в другую школу. Способный, но не реализует свои возможности.

Редкий месяц обходился без того, чтобы учителя не вызывали на беседу родителей Глуговского. Не раз и не два сидел в директорском кабинете Пётр Андреевич. Недовольный, чаще, как правило, молча выслушивал очередную мораль и шёл домой. Впрочем, эти беседы мало что меняли в поведении сына. И снова в учительской не прекращались разговоры: Глуговский сорвал урок, Глуговский нагрубил… Тогда классный руководитель Маргарита Абрамовна Левит приглашала в школу Лидию Федосеевну. «Не любите вы моего сына, вот и цепляетесь из-за всякой мелочи_...» – как бы между прочим однажды обмолвилась Глуговская.

Учителя не мирились с нарушениями общественного порядка, а родители это расценивали как недружелюбное отношение к сыну.

Когда после окончания школы встал вопрос, куда идти Анатолию, двух мнений не было: в институт. Однако на дневное отделение он не прошёл по конкурсу, недобрав одного балла. Тогда подаёт документы на вечернее отделение физического факультета госуниверситета. Но, согласно положению, на вечернем отделении имеют право учиться только производственники. Проходит несколько дней, и Толик Глуговский подаёт в деканат фиктивную справку с… места работы, не зная как следует, где находится проходная предприятия, работником которого он «значился».

Лидия Федосеевна твердит, мол, они, родители, хотели добра сыну. Довольно сомнительное «добро»! Делая человеку добро, мы обогащаем и приумножаем его моральный капитал, делаем его лучше, чище душой, человечней. А что тут? Пошла ли родительская «доброта» на пользу сыну!? Анатолия отчисляют из университета. Став сообщниками сына в нечестном деле, родители (хотели они того или нет) нанесли ему большую моральную травму. Они забыли, что там, где отсутствуют принципиальность и требовательность, даже благие намерения оборачиваются злом, рождаются эгоизм, потребительский подход к жизни.

Моральная атмосфера, беспринципность и нетребовательность, в которых рос Анатолий, мало способствовали формированию в его характере иммунитета против пагубного влияния улицы и нездоровой моды, мало способствовали пробуждению в его душе высоких идеалов, тяготению к общественно полезному труду.

Отношением к труду измеряется зрелость человека – про это знали и Лидия Федосеевна, и главный инженер завода т. Глуговский. Однако не придавали никакого значения тому, что Анатолий нигде не работал. Делая всякие скидки на возраст, удовлетворяя любые прихоти сына, думали, что они обеспечивают потребности, а на самом деле угождали его прихотям. И рос в тепличных условиях семьи белоручка.

Болезненно восприняла Лидия Федосеевна известие о том, что сын оказался в милиции. И всё-таки настаивала на своём: «В семье он не мог плохо воспитываться...». «Я гордилась сыном до последнего дня, пока не узнала подробностей его падения...». «Мы ничему плохому не учили его...».

Прозрение у неё ещё не наступило. Вину за сына Лидия Федосеевна готова переложить на его друзей, на школу, на окружение – одним словом, на кого угодно, только не на себя. И чем дольше не будет осознавать своей неправоты, тем более горьким, тяжёлым будет прозрение. Тем более, что разговор идёт не только о том, кто и насколько виноват в моральном падении Анатолия, а прежде всего о том, как и чем помочь ему воспитать в себе Человека.

А. ЯГОЛЬНИК,
корр. «Советской Буковины».

(Перевод с украинского – Вадим Легкоконец,
в редакции Андрея Луканина)